Как сказать родителям, что ты проститутка

Я никогда не думала, что мне придется признаваться своим родителям в том, что я проститутка. Это случилось по ошибке. Моя мама по телефону намекнула, что знает, отец сделал то же самое в эле

Я никогда не думала, что мне придется признаваться своим родителям в том, что я проститутка. Это случилось по ошибке. Моя мама по телефону намекнула, что знает, отец сделал то же самое в электронном письме, и, поскольку тайное уже стало явным, я решила, что нам следует об этом поговорить. Выяснилось, что им отлично удавалось существовать, отрицая очевидное.

Я была типичным «ребенком в розовом памперсе»: сидела на заседаниях клуба феминистской книги, на которые ходила моя мама; мы всей семьей ходили на акции протеста против американского империализма в Сальвадоре; и я была поклонницей Джоан Армтрейдинг (Joan Armtrading), когда мои одноклассники были одержимы New Kids on the Block. К счастью, моя сокрушительная непопулярность смягчалась чудесной жизнью дома. В общем, я могу с уверенностью заявить, что я — плод хорошего воспитания. Меня подбадривали, но со мной не носились. Я училась быть ответственной с раннего возраста, и мне без ограничений предоставляли независимость. Я испытываю уважение к своей семье не только в связи с их родительскими методами. Они — не из тех, вечно виноватых либералов, которые бросаются действовать, когда разворачиваются выборы или война; они всегда активно и радикально участвовали в жизни и работе. Они никогда не навязывали свою политику мне — мои политические убеждения отражают их убеждения, потому что они учили меня мыслить критически и показывали сильный пример того, как надо жить. Я бы стыдилась своего фантастического сходства с родителями, если бы не полагала, что они — ну, совершенно невероятные люди.

Мы редко говорили о сексе, и, видит Бог, меня это устраивало. Когда моя воспитательница из детского сада позвонила в ярости домой, чтобы сообщить, что я и Марко Торрес целовались в гимнастическом зале, мои родители усадили меня и сказали, что я могу делать все, что угодно с детьми своего возраста, но только не в школе. Когда в средней школе я решила, что гомосексуальна, это стало небольшим затемнением «на экране радара», хотя несколько лет спустя мои родители ощутили себя обязанными спросить, безопасным ли сексом я занимаюсь, а затем попросили просветить их на тему того, как лесбиянки занимаются безопасным сексом. Несколько лет назад во время обсуждения полигамии моя мама мимоходом сказала: «Ну, меня в любом случае секс никогда особо не волновал». Это спровоцировало массу тревожных вопросов, которые так и останутся не заданными. Каждой — свое, я считаю.

Я попала в проституцию по той же причине, что и многие женщины: работа, которая мне по душе, не очень хорошо оплачивается, а мне нужна была работа, которая занимала бы минимум моего времени — так, чтобы я могла сконцентрироваться на занятии, которое мне действительно нравится. Для меня — это писательство и рисование, для других женщин — воспитание детей или учеба в аспирантуре. Изначально это просто казалось достойным способом сводить концы с концами в культурной среде, которая обесценивает работу женщин и художников, так что я была удивлена, когда после первого клиента начала осознавать, что мне нравится эта работа.

Я помогаю мужчинам удовлетворять их желания и желания их партнеров, действую в роли инструктора и наперсницы. Я занимаюсь сексом с мужчинами, которые считаются непривлекательными из-за их веса, инвалидности или возраста. Поразительно, как часто они ко мне обращаются, и я никогда не демонстрировала отвращения к телу клиента. Я проникаю в дома людей и веду интимные беседы с незнакомцами. Поход на работу для меня никогда не превратится в рутину. Иногда я занимаюсь сексом с мужчинами, с которыми я бы и так переспала, встреться мы в иных обстоятельствах. Да, за те почти десять лет, что я работаю проституткой, я встретила очень мало клиентов, которые заставили меня испытать дискомфорт или страх. В то же время, я гораздо чаще ощущала дискомфорт или страх по чьей-то вине вне своей работы. Добро пожаловать в мир женщин. Работа в качестве независимого эскорта имеет для меня лишь два недостатка: утомительность размещения рекламы и ответов на звонки и письма, и неопределенность от затишья, когда я остаюсь почти без работы. С теми же самыми проблемами сталкиваются фрилансеры всех типов. Проституция — это не то, что я делаю «только сейчас». Я планирую заниматься этим так долго, как сочту нужным.

Есть вещи, которые родителям лучше стараться не говорить. Маме не нужно знать о нездоровом увлечении Chatroulette или о пристрастии к порно с участием Сары Пейлин. И разговор о вашей работе (в большинстве случаев) — это самый скучный, выматывающий разговор, который вообще можно себе представить, так что очень мило, когда за столом эту тему не поднимают. Однако скрывать свою жизнь в качестве проститутки от своих родителей — это не совсем приемлемо. Ты ощущаешь, что лжешь. Обман — это крайне дерьмовый факт в жизни множества секс-работниц, и в порядке вещей для многих людей, которым на самом деле нечего скрывать. Однако, это не те отношения, которые я хотела бы иметь со своей семьей — и после многих лет переживаний о том, как мне поступить, когда час X наступит, и мои родители все узнают… — так что, когда они на самом деле все узнали, для меня это было своего рода облегчением.

Ну, или когда я подумала, что они узнали. Что бы мы ни решали рассказывать или скрывать, наши родители делают все, чтобы не узнавать того, чего они не хотят о нас знать. Мои много раз гуглили мой псевдоним и каждый раз решали, что я пишу о проституции с, понимаете ли, абсолютно абстрактной, неличной или вымышленной точки зрения. Однажды когда я была ребенком, мы с папой провели ночь в разговорах о принципах логического мышления, а здесь они просто начисто игнорировали принцип бритвы Оккама. Они не позволяли себе допустить простейшее объяснение: что я занимаюсь проституцией и пишу об этом. Они знали, что я занималась фут-фетишем, когда бросила колледж, и хотя с тех пор мы об этом не разговаривали (а почти легальная работа в стиле фут-фетиш и проституция — это совсем не одно и то же), догадаться все равно было не так уж сложно. Я полагала, что начинаю разговор о том, о чем они уже знали, но не решались спрашивать — ради моего права на личную жизнь и своего собственного комфорта. На деле оказалось, что я сообщаю им, что я проститутка, и принуждаю к разговору, избежать которого они пытались с помощью великого множества ментальных трюков.

Само признание после многих лет лжи во спасение было странным образом бессобытийным. Оно было встречено тревожным молчанием. Мама позвонила сказать, что встретила такую-то, которая рассказала ей о моей порнографической презентации — подборке текста и рисунков о работе проститутки, которую я сделала несколько дней назад. Женщина, преподаватель искусства, потом говорила со мной об этом произведении, и я не подозревала, что она знает мою маму. Я бы предположила, что эта женщина просто упомянула о моей работе, избежав упоминания темы произведения, если бы не двусмысленное сообщение, которое мне папа прислал в начале той недели — оно убедило меня в том, что они знают. Ко мне зашла моя подруга, мы выпили, поговорили, и когда она ушла, я набралась всей своей виски-храбрости и позвонила родителям.

— Ну… Я уверена, что вы знаете о том, о чем я вам не говорила… Так что я звоню вам узнать, не хотите ли вы об этом поговорить.

— О чем? Чего мы не знаем такого, что должны знать?

— Ну, понимаете…

Я просто не могла это выговорить. Странно, как что-то, что вы постоянно говорите практически всем, кого знаете, застревает в горле, когда на той стороне линии вас, молча, слушают ваши родители.

— Ну, я работаю проституткой.

Далее последовало самое долгое на свете молчание. А затем один из них сказал: «Давай мы подумаем, а потом тебе перезвоним». Вероятно, это был наилучший ответ, который они могли мне дать, а также и наиболее тяжелый. Молчание растянулось на неделю, а затем началась настоящая работа.

В первую нашу встречу после моего откровения мама начала рыдать, что ей не свойственно. Она стала винить себя в попустительстве или некоем абстрактном «плохом воспитании», которое сделало меня такой. По ее мнению, в работе проститутки есть нечто по природе своей нездоровое, и что это она виновата в решениях, которые, я уверена, сделаны были только мною. Она была бы возмущена, если бы такой разговор велся в случае с геем, который раскрылся своей семье, но я на это ей не указывала, потому что ей бы стало только хуже. Нелегко убедить свою маму в том, что она отлично вас воспитала, если она полагает, что ваш угол зрения искажен. К счастью, после этой первой встречи она снова вернулась к концепции «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не говорю»; говорить нам обеим было очень сложно. Я ощущала вину, она ощущала вину, и мы обе предпочли чувствовать себя виноватыми про себя и продолжать наши отношения по другим вопросам.

Я, как и мой отец, убеждена в том, что, если какое-то чувство тебе не по душе, его можно победить рассуждениями. Так что каждые несколько лет он начинает дебатировать эту тему, и мы ведем крайне неудобную дискуссию в попытке разобраться во всей этой истории с дочерью-проституткой. Никаких слез, никакой вины — но столько неловкости, что я содрогаюсь еще несколько недель спустя. Был момент, когда я пыталась убедить его в том, что мои клиенты не являются ублюдками-женоненавистниками, и произнесла фразу «они — такие же, как ты» — имея в виду, что они в массе своей добрые, умные люди, а он решил, что у меня — Эдипов комплекс. Фууу.

Во время нашей последней попытки поговорить он сказал мне, что не может перестать думать о проституции как о чем-то, что по своей природе связано с эксплуатацией, и тут я наконец взбесилась.

«Ты знаешь меня уже 28 лет. Я когда-либо производила впечатление человека, который выберет себе унизительную профессию? Я типа могу понять эти чертовы аргументы, когда Кэтрин Маккинон и Андреа Дворкин говорят мне, что меня эксплуатируют (считаю я так сама или нет), но ты-то должен знать лучше!»

И вот тут начались какие-то подвижки. Чего я никогда не понимала, так это — почему мои родители не могут допустить, что работа проституткой может быть здоровым, положительным выбором для меня, и почему все эти годы они не предпринимали больше усилий, чтобы понять это. Я понимаю, почему моих родителей волнует моя безопасность. Меня тоже волнует моя безопасность, и я лучше них знаю, что мне нужно делать, чтобы уберечь себя. Но понять работу в секс-индустрии на концептуальном уровне — с этим, кажется, они способны справиться. Может быть, они прочитали все, когда-либо написанное активистками за права проституток, — от Присциллы Александр (Priscilla Alexander) до Кэрол Ли (Carol Leigh), и по-прежнему считают, что работа проституткой унижает женщину — унижает меня? Я так не думаю. Они — слишком умные для этого. Мне не приходило в голову, что они были настолько эмоционально вовлечены в это, что даже не могли попытаться обдумать это абстрактно. Когда я позволила своей ярости выплеснуться, настояла на том, чтобы он постарался понять, это подействовало на моего папу гораздо сильнее, чем все осторожные объяснения: спустя неделю он попросил меня составить список книг и статей, написанных проститутками и о проститутках. Даже если они никогда полностью не смирятся с моей работой, это — уже хорошее начало.

Некоторые друзья говорят мне, что я должна сказать спасибо, что у меня такие родители, которые поддерживают и любят меня, невзирая на тот факт, что я работаю проституткой. Я невероятно благодарна за то, что у меня такие любящие родители, готовые поддержать. Мне повезло, что члены моей семьи не отказались от меня, не нанесли мне физического вреда и не отреагировали ни одним из иных физически или эмоционально насильственных способов, узнав, что я проститутка. Но не нужно думать, что я должна быть за это благодарна. Никто не должен. Я благодарна за то, что это я узнала от них.

По материалам: http://www.inosmi.ru